Дуня Смирнова
Каталог выставки в мраморном дворце ГРМ
Личность и творчество Вадима Евгеньевича Овчинникова для современников остается загадкой. Разгадают ли ее потомки - о том не нам судить. Не нам судить гениален ли он. Мы способны лишь оценить его парадоксальность, столь дружественную гению по утверждению Капицы-младшего. Оставим Пушкина в стороне. Стилистика телепередачи «Очевидное –невероятное» куда больше подходит к спокойному, но не чуждому внутреннего содрогания голосу, повествующему об Овчинникове. Вадим Евгеньевич очевиден.,
И невероятен…
Парадокс первый. Элегантность.
Овчинников, как человек и как художник, полон сочетаний несочетаемого. Настаивая на своем сибирском происхождении, он, как мне кажется, имеет ввиду отнюдь не социальные, а географические особенности - северо-восток. Тяжелое северное христианство, напоминающее своей наивно истовой праведностью слепое доверие шаману, так же свойственно Овчинникову, как и пошловато-изощренная восточная чувственность. Отшельничество северного подвижника и светская любезность восточного хозяина, мрачный северный романтизм борца с демонами и почти аморальное спокойствие буддиста, приветливо принимающего общество со всеми его пороками - все это одинаково чуждо понятию вкуса. Овчинникову же удается сохранить вкус, если не безупречный, то уж во всяком случае ничем не скомпрометированный. Ни аскетичная тяжеловесная северная, ни вычурная восточная роскошь не предполагают элегантность. Овчинников элегантен. Эта элегантность также продумана, как у Мельмонта-скитильца, и также строга и лаконична, как стихи Ду Фу. Мрачность без обреченности, лиризм без экстатичности -у Овчинникова скорее есть склонности, а не пристрастия. Это человек со слишком многими свойствами, а не человек без свойств.
Парадокс второй. Трудолюбие.
В свое время Вадим Евгеньевич крайне поразил способностью за четверть часа освоить любой музыкальный инструмент до этого ему не знакомый. Нельзя сказать, чтобы звуки, извлекаемые Овчинниковым из инструментов, были бы хрестоматийно привычными, но в то же время они никогда не бывают беспорядочными, он всегда играет вариации одного и того же странного индивидуального мотива, заставляя звучать балалайку так же, как варган, а флейту, как зурну. При такой одаренности меня ничуть не поразило, когда овчинников оставил занятия живописью ради музыки. Меня лишь удивило, с каким усердием, столь не свойственным богеме, Вадим Евгеньевич предался новому увлечению Кропотливо и педантически, не доверяясь собственному таланту, Овчинников всегда трудился со смирением. Он любит работать над собой.
Парадокс третий. Литература.
Быть может, единственное, что примиряет критиков с существованием художников - это чрезвычайно распространенные среди последних неясность мысли и косноязычие. Это общее свойство позволяет специалистам относится к живописцам по-отечески, с тайным сладкострастным злорадством, поясняя и толкуя произведения тех, кто не в силах, прочитав толкования, внятно выразить. Боюсь, что некоторое равнодушие или, во всяком случае, недостаточное внимание критиков к таким художникам, как Овчинников, объясняется, прежде всего, опаской перед большим литературным талантом, столь несвойственным представителям цеха. У меня хранятся довольно многочисленные эпистолярные, поэтические и прозаические произведения Овчинникова, не оставляющие надежды написать о нем лучше. Чем это сделал бы он сам. Финал. Патетико-героический.
И по сей день благодарна я Овчинникову за то, что с 14 марта 1987 года я являюсь Моряком Краснознаменного Балтийского Флота.
Дуня Смирнова
Статья каталога выставки «Вадим Овчинников. Живопись»
Санкт-Петербург. ГРМ, Мраморный дворец